Мегделла вытерла пот со лба тыльной стороной ладони. Они примкнули к цирку пять лет назад, когда Хо начал терять зрение. В городах Дуги царит жестокий закон - если ты не годишься для работы, становишься балластом для общины. С такими не церемонятся. Если бы синьор Бертольдо не приютил их, страшно подумать, как им с мужем пришлось бы выживать. Война выпустила мир из когтей, но мир перестал быть прежним. 

Мальчик застонал, Мегделла смочила в тазу тряпку, обтерла побледневшие щеки и лоб ребенка. Гелеон показал ей, какие травы использовать, чтобы унять лихорадку. Ей нравился мальчуган, такой он был живой и непоседливый. У них с Хо детей не было. Быть может, потому, что оба выросли в зоне Выброса и бежали на Дугу во время первой вспышки язвы, когда появились карантинные патрули. Она до сих пор просыпалась от одного и того же кошмара. Ей снилось, что люди-без-лиц нашли их укрытие. “Не сопротивляйтесь и вам не причиняет вреда!”.  Обезличенный голос. “Не бойтесь, мы здесь, чтобы помочь вам!”. Поначалу жители Зоны, измученные страхом, им верили. Люди выходили из укрытий. Их встречали карантинщики в прорезиненных комбинезонах с огнеметами наперевес. Живьем сжигали всех - стариков, детей, женщин, больных и здоровых. Никто не пытался найти вакцину, указ Императора был простым - зачистить зону, чтобы язва не проникла во внешний мир. 

Мегделла поправила одеяло, присела на край лежанки. Рокус ворочался. Казалось, он вот-вот очнется и попросит пить, но мальчик уже много часов не приходил в сознание. Синьор Бертольдо сказал, что лихорадка пройдет, если организм мальчишки выдержит. Когда хозяин цирка вернулся в лагерь с ребёнком на руках, Мегделла первой вызвалась помочь. 

Она так погрузилась в мысли, что не заметила, как подошёл муж. Хо осторожно положил на плечо Мегделлы тяжёлую руку:

Тебе нужно отдохнуть, Мег. Ступай и поспи. Я подежурю.

Мегделла собиралась возразить, но почувствовала, что глаза у неё слипаются, будто к каждому веку подвесили гирю. Она накрыла ладонь мужа собственной и молча сжала, благодаря его за заботу. Хо ощупал пространство, присел на перевернутый короб, собрался скрутить папиросу. Мегделла, увидев это, шикнула на мужа:

Ты чего удумал, дымить тут? Только попробуй, я тебе энту самую папиросину в ухо засуну. 

Хо вздохнул, как будто говоря “ну отчего у меня такая сварливая жена”, но мешочек с табаком засунул обратно за пазуху. На боковине фургона раскачивался масляный фонарь, вокруг которого сгущалась степная ночь. Вдалеке завыл одичалый пес. Цирк ехал по Северному тракту в Бондук, последний из городов Дуги. Дальше начинались предгорья, населённые Ворсами. 

Мегделла, бормоча под нос, ушла в дальний конец фургона и забралась в гамак. Хо прислушался к темноте. Зрение он потерял не полностью, повар умел различать цветные пятна и контуры предметов, но уже давно перестал полагаться на глаза. Ночь пахла твирью. Хо положил твердую ладонь на лоб мальчику. Его чуткие пальцы разгладили волосы, слипшиеся от пота. Степная людоедка осталась позади, но повар чувствовал присутствие, будто тень Хайлы пряталась в одном из неосвещенных углов фургона. От этих мыслей становилось не по себе. Хо начал тихо напевать кабацкую песню, прихлопывая по колену на каждом похабном куплете. 

Свеча в жестянке прогорела наполовину. Глаза Рокуса быстро двигались под веками. Мальчик видел сон.

Рокус брел среди ковылей и стеблей дурмана, касался их кончиками пальцев. Его тело было настолько легким, что его мог развеять налетевший ветер. В волосах проскакивали электрические разряды. Небо над степью было тугим, как барабан. В предгрозовых тучах стучала колотушка нарастающего грома, но дождь не думал начинаться. Это рождало ощущение тревоги.  Рокус оглянулся и увидел здание. Во сне он знал, что станция называется “Кольцо”. “Как странно”, - подумал мальчик. Ведь никакого кольца не было, это была прямая железнодорожная линия на несколько путей, для пассажирских и маневровых составов. Линия соединяла столицу с лесистыми провинциями Раагара. 

Станция ещё не была разрушена. Это было приземистое строение из красного кирпича. Над входом возвышалась декоративная башня с часами в латунном ободе, который блестел на солнце. Стрелки показывали пятнадцать минут двенадцатого. Скрипел на ветру орлан с двумя головами - флюгер с символом Империи. Вновь раздался раскат грома, сухой и безрадостный, как ружейный выстрел. Вместе с ним послышался гул, похожий на пчелиный рой. И этот гул приближался.

… Когда Рокус увидел первых всадников, его сердце ухнуло в живот от страха. Это было около пяти десятков загорелых дочерна мужчин и женщин на племенных скакунах. То немногое, что осталось от некогда гордого племени Йени, бывших хозяев Западных пустошей. Лица всадников были сосредоточенными, словно каждый вёл ожесточенный торг с собственной смертью. Впереди остальных скакала юная девушка с раскосыми глазами. Рокус чувствовал кожей их гнев и отчаяние. Отряд направлялся к станции. 

Вскоре мальчик увидел преследователей. Больше всего его поразила самоходная гусеничная машина, на которой сидели несколько солдат. Эти пропыленные высохшие фигуры в зелёной униформе походили на оживших мертвецов. Спутанные волосы, грязные лица со впалыми щеками. Один из бойцов на броне навёл чёрный рот пулемёта в спины беглецов и древнее оружие заговорило на отрывистом языке, выплевывая жёлтый огонь. Всадник, который чуть отстал от отряда, упал на загривок лошади, будто невидимый кулак ударил его между лопаток. Лошадь запнулась и с безумным ржанием опрокинулась под гусеницы. Имперская пехота никуда не спешила. Их было втрое больше, чем степняков, и они отлично знали, что исход неизбежен. Так занесенный молоток знает, что вобьет гвоздь в древесную плоть.

Раздался надсадный гудок - это грузовой состав подкатился к перрону и встал железной стеной, отрезая степнякам путь к отступлению. Рокус видел столбы пара, вырвавшиеся из-под колёс локомотива. Он поднёс руку ко лбу и вытер выступивший пот. “Если меня убьют здесь, сумею ли я проснуться?” - подумал мальчик, и решил, что не собирается проверять. Он спрятался в траве за столбом телеграфа.

Хайла приподнялась в стременах:

Хай-о, Йени кор дарра! Кор ду мортис, дакор ис! Хэй-я!

Крик, казалось, тут же утонул в топоте копыт и выстрелах, но соплеменники её услышали. Отряд слаженно и быстро развернулся по дуге. Пехотинцы не ожидали маневра, они надеялись прижать беглецов к вагонам и перебить, как скот. Йени бросились в атаку. 

Всадников от пехоты разделяло полверсты и это расстояние степняки преодолели за несколько минут. Имперцы не успели перегруппироваться. Рокус видел, как конный отряд врезался клином в растянутый строй солдат. Йени рубили из седла наотмашь, орудуя изогнутыми на манер полумесяца саблями. Словно смерч ворвался в имперские ряды. Рокус закрыл уши, чтобы не слышать вопли людей, которых живьем втаптывают в землю. В гуще сражения была Хайла, она умело разила копьём пеших воинов противника. Один из всадников встал на спину лошади и с кличем “кор ду мортис!” перепрыгнул на танк. Пулеметчик обернулся, но опоздал - войн раскроил ему голову, как деревянную колоду. 

Остальные солдаты посыпались с брони, не желая разделить участь товарища. Воин бросился к люку и проревел: “Мортис! Дакор ис!”. Башня пришла в движение и незадачливого степняка сбросило, как тряпичную куклу. Рокус оглох и почувствовал, как дрогнула земля - это орудие выпустило снаряд. Танкист не успел выполнить верный расчет и часть перрона за спинами степняков утонула в огне и дыму.

В грохоте бойни прорезался крик лошади, насмерть перепуганной выстрелом орудия. Где-то в толчее разорвалась граната, осыпая осколочным дождем бойцов с обеих сторон. Пехотинцы стянули силы на флангах и наконец сумели зайти конному отряду в тыл. Никто из Йени не надеялся покинуть поле боя живым. “Кор ду Мортис, дакор ис”. Но куда там ятагану и короткому луку противостоять пулям. Страница в истории народа  перевернулась. Оставшиеся в живых имперцы шли по измученной земле и добивали раненых степняков.

Рокус не желал смотреть, но мышцы шеи свело и он не мог повернуть голову. Мальчик прикусил губу и во рту скапливалась горькая, перемешанная с кровью из прокушенной губы слюна. Пехотинцы не желали тратить патроны и расправлялись с дикарями с помощью штыков. 

Смотрите-ка, эта падаль ещё жива! - воскликнул один из солдат, вытаскивая Хайлу за волосы из-под мёртвой лошади. 

Принцесса припадала на правую ногу, лицо превратилось в сплошной кровоподтек. Теперь, когда её выбили из седла, стало видно, что она ещё девчонка. Хайла изогнулась и вцепилась зубами в руку солдата, как волчица. Мужчина взвыл и с размаху ударил принцессу по голове свободной рукой. Девушка отлетела на землю, лицо её скривилось, она едва сдерживала слезы. 

Бор дан, дор хор! Дор харра! Дор моргулис! Карра ис ай!

Что она говорит? - спросил подошедший офицер. 

Солдат, который немного знал язык дикарей, ответил:

Что-то вроде того, что проклянет навеки каждого, кого видят её глаза. Что боги степи этого не простят. Что она отомстит каждому из нас.

Офицер усмехнулся и раскрыл походный нож:

Говорит, что проклянет каждого, кого видит? С этим разберемся. Ну-ка, парни, держите крепче эту шлюху!

Хайлу схватили за руки и ноги, растянули на пропитанной кровью земле. Офицер склонился и вспорол ножом полотняную рубаху, откинул в сторону кожаный нагрудник, сжал обнажившуюся девичью грудь. Принцесса продолжала выкрикивать проклятия, тщетно пытаясь вырваться. Лицо насильника с ножом в руке приблизилось и Хайла попыталась укусить мучителя, но офицер успел отдернуть голову.

Сил тебе не  занимать, да? Это хорошо, люблю горячих. Мы не скоро с тобой закончим. Но сначала… 

Он проверил лезвие большим пальцем. Нож был острым. Солдаты обступили Хайлу, и мальчик был благодарен хотя бы за то, что ему не придется увидеть пытку. Но через секунду девушка заорала. Мальчик понятия не имел, что люди могут ТАК кричать, даже если им очень больно. Крик этот разорвал барабанные перепонки, перевернул и смешал все внутренности. Хайла кричала. Небо ревело и сворачивалось в нить. Рокус взглянул на руки и увидел, как от них мельчайшими частицами отделяется кожа.

… Мальчик проснулся в раскачивающемся фургоне с воплем на губах. Хо очнулся от полудремы и подхватил Рокуса, прижал его к груди. 

Тише, сынок, тише. Все позади, ты в безопасности.

Но Рокус не слышал повара. Его крики перешли в надсадное рыдание. Он оплакивал принцессу сгинувшего народа, которая стала вечной пленницей станции “Кольцо”.

***
Уго встречал рассвет в одиночестве. Лицо его ничего не выражало, он сосредоточенно правил лезвие ножа о полоску кожи. Раз-два, лезвие с сухим шелестом идет вверх, лезвие скользит вниз. Естественное, равномерное движение. Так миллиметр за миллиметром растет трава, так плывут облака по небу. Уго закрыл глаза, но руки продолжали двигаться. Раз-два. Заточка ножа успокаивала. Сквозь закрытые веки силач видел солнце. Раз-два. Прохладный воздух пах догорающим костром. В больших теплых пятнах, похожих на ладони отца, Уго находил покой. Он словно превращался в камень. Последний ветер уходящего лета уносил его воспоминания. Уго затачивал нож. Солнце всходило. Все было на своих местах.

Много звезд насчитал за ночь? - гаркнула Юна прямо на ухо и хлопнула великана по плечу. 

Девушка нарушила движение, нож соскочил и полоснул Уго по большому пальцу. 

Чтоб тебя сожрал земляной червь! Седьмое пекло, Юна! Что ты творишь? Хочешь, чтобы я пальцев лишился? 

Гимнастка рассмеялась, как ни в чем не бывало:

Большой Уго! Уго-Три-Пальца! Вот смеху-то будет! “Вот первый палец, и он означает...”, - Юна попыталась скопировать грубый голос силача. - “А вот второй палец… Ой, подождите, у меня пальцы закончились!” 

Уго посмотрел на Юну со смесью злобы и нежности. Как на кошку, которая скинула со стола миску с едой. Еда валяется по всему полу, от миски остались черепки, а кошку зашибить жалко. 

Дура ты, Юна, - буркнул он и попытался вытереть кровь о штанину. 

Эй, дай сюда, - Юна подошла и не спрашивая, взяла огромную руку в свои птичьи ладони. 

Ты чего удумала… - изумился Уго, но гимнастка уже засунула кровоточащий палец себе в рот. 

Медленно, точно огненный дух пустыни, силач начал наливаться краской. Он выглядел так, будто впервые в бою пропустил удар прямо в голову. Кто-то кашлянул, привлекая к себе внимание, и Уго дернул руку к себе, едва не вырвав Юне передние зубы. 

Девушка сплюнула и присела возле костра на корточки. Уго выругался и вытер палец о рубаху. Подошла Мегделла с мальчиком. Рокус дрожал всем телом, несмотря на шерстяную накидку, накинутую на плечи. 

Уго, подкинь дров, ребенку холодно, - попросила жена повара. 

Уго покачал головой, нагнулся, пощелкал пальцами перед лицом Рокуса. Мальчик не отреагировал. Он смотрел в одну точку и вздрагивал, будто в этой точке видел нечто мерзкое. 

Холод у него внутри, огонь не поможет. Во всяком случае, не такой, который можно разжечь дровами, - с этими словами Уго отстегнул от пояса фляжку, - раскройте парню рот и придержите его. 

Мегделла замешкалась, зато Юна ловко одной рукой схватила Рокуса за волосы, а другой разжала челюсть. Уго щедро влил мальчишке в рот виски. Рокус закашлялся и схватился за живот. Через несколько мгновений все, что парнишка съел днем раньше, вылилось на землю перед его башмаками.

Что ты сделал с ребенком, бесовское семя? Решил отравить его?

Мегделла кинулась к Уго. Силач примирительно поднял руки:

Полно тебе, женщина, дочь бесплодной земли! Отрава - не мой метод. Со щенком все будет в порядке, посмотри на него!

Уго оказался прав. Взгляд Рокуса прояснился. Он стоял, согнувшись и уперев ладони в колени, сплевывая под ноги желчь. Вся троица напрягла глаза и уши. Каждый ждал, что скажет парнишка, который вывернулся из когтей смерти. Рокус отдышался и с трудом разогнулся. 

Мы должны вернуться. Вернуться, чтобы освободить ее, - сказал мальчик. 

***
Гелеон ехал неспешной рысью в начале колонны. Лошадь всхрапнула и бывший солдат погладил ее по шее. Им нужно пополнить запасы провизии и питья, если они всерьез вознамерились преодолеть Ведьмин Хребет. Гел подумал, что это одна из самых опасных затей, в которые ему доводилось ввязываться. А побывал он во многих переделках, взять хоть ту же битву у Красного холма. Битву, после которой все пошло наперекосяк. “Будь честен, старик. Наперекосяк все пошло, когда ты позволил выжечь знак ржавой дивизии на предплечье” - подумал клоун и усмехнулся. 

Но Берт прав - нельзя вечно колесить по Дуге. Не ровен час, Империя вновь поднимет голову, и тогда болтаться им всем в петле. И все же, переход страшил его. В детстве он слышал сказки про тварей из Черного леса, что растет в предгорьях. И ему не хотелось узнать на своей шкуре, что из этих сказок выдумка, а что нет. Они могли быть уже в Бондуке, если бы не заминка с Принцессой. Неприятности на этом не закончились, на следующий день у одного из фургонов треснула несущая ось и еще сутки ушли на ремонт. “Как будто нас сглазили” - подумал Гел, и мысль эта была неприятной. В его памяти восстали картины из прошлого. Красный холм случился вскоре после того, как он восемнадцать лет назад вытащил задницу Бертольдо из объятий разлагающейся степной красотки. Чем придется поплатиться теперь?

Гелеона нагнал Зоар, ханторийский мастер над огнем. Это был смуглый худой мужчина в чалме, которая уже давно потеряла первоначальный цвет. 

Гелеон, долгих дней тебе и твоему роду.

Да воссияет Предвечная Матерь над твоим домом, - ответил клоун, в соответствии с Ханторийской традицией.

Да хранит Ольхонна твой дух от искушений нижнего мира, - с улыбкой продолжил Зоар, но Гелеон остановил его жестом.

Ближе к делу, дружище. У нас тут не минутка красноречия.

Зоар поджал губы, нахмурил густые черные брови:

Мальчишка, с тех пор, как очнулся, твердит, что нам нужно вернуться назад. Разъяснил бы ты  ему, что к чему.

Гелеон вздохнул и оглядел степь. История повторялась, за все эти годы для Хайлы не изменилось ровным счетом ничего. И вряд ли изменится через несколько столетий. Зоар явно ждал от него ответа, уперев в Гела взгляд черных глаз. 

Хорошо, мастер над огнем, Зоар несравненный. Твои пламенные речи подожгли мне мозг, - клоун улыбнулся, - поговорю с ним на привале.

Караван двигался вдоль полосы возделываемой земли. На подъездах к Бондуку было несколько ферм, на которых трудились полулюди. Выращивали мелкий картофель и репу. Гелеон посмотрел на десяток горбатых фигур в соломенных шляпах, которые собирали урожай. Произнес, ни к кому не обращаясь:

Чем они поливают эту мертвую землю, чтобы она давала плод?

Зоар его услышал и поморщился:

Думается мне, о достойнейший из клоунов, что эта земля настолько привыкла к вкусу крови и пота, что вряд ли примет иное. 

Один из крестьян как будто их услышал, разогнулся и стиснул в руках палку, с помощью которой выкапывал клубни. Это был коренастый мужчина с плоским лицом. Маленькие глаза пристально смотрели на разрисованные фургоны. Мужчина покачал массивной головой, точно соглашаясь с какой-то мыслью. К нему подошла женщина, такая же крепко сбитая и плосколицая. 

Чего они так уставились, мой огненный друг? У нас что, жабры выросли, или мы покрылись драконьей чешуей? - спросил Гелеон. 

Зоар прищелкнул большим и указательным пальцами, и клоуну на миг показалось, что между ними сверкнул язычок пламени. 

О, рыцарь смеха, разве ты не видишь? Мы, в отличии от них, не сеем и не пожинаем, - Зоар развернулся к крестьянам и проорал во всю мощь легких - Эй, вы! Найдется, чем угостить странствующих артистов? 

Гелеон почесал отросшую бороду. Крестьяне один за другим поднимали взгляды и провожали глазами цирковой караван. И, будь он проклят, такие глаза он видел в Харольде, во время народного бунта. Зоар не унимался:

Эй! Да прольется свет изобилия и сытости на ваши суровые лица! Хороший урожай в этом году?

Гелеон подал лошадь вперед, осмотрелся, прикидывая ситуацию. Чутье подсказывало, что Зоару надо заткнуть рот, пока не стряслось беды. 

Зоар, будь другом, засунь язык в зад. Ты первый раз с нами в гастролях. Не хотелось бы, чтобы …

Закончить Гелеон не успел, потому что твердый, как камень, кусок земли ударил его в висок и едва не выбил из седла. Клоун не видел, чья рука метнула снаряд. Но сомневаться не приходилось, что глазомер у паршивца отличный. 

К седлам! Пригнитесь! - закричал он, обращаясь к людям, что ехали следом. 

В круп лошади тут же врезалось несколько комьев и она встала на дыбы. Клоун, что было сил, вцепился в гриву. Ему не улыбалось сломать шею из-за чересчур длинного ханторийского языка. Зоар пришпорил кобылу и поскакал галопом по Северному тракту. 

Сукин сын! - сказал Гелеон, точно сплюнул, развернул лошадь и поскакал в обратном  направлении, вдоль вереницы фургонов, - берегите головы! Пригнитесь! 

Мимоходом коснулся виска, взглянул на пальцы. Они были испачканы красным. Бывший солдат почувствовал, как закипает злость на ханторийца. Гелеон поймал себя на мысли, что впервые за много лет не прочь почувствовать в руках надежное цевье винтовки. “Перестань, ты дал клятву”, - одернул он себя. Грязь продолжала лететь со всех сторон в людей-с-кривых дорог.

Хотите наш урожай? Лучше поешьте земли! Да, поешьте земли! - кричал плосколицый мужчина. Тот, что первым оторвался от работы. Крестьяне вторили ему смехом.

Гелеон хотел одного - чтобы поскорее закончилось унижение. Потом он доберется до Зоара и втолкует ему, как следует вести себя в Диких землях. Порция сухой грязи досталась каждому, кто не спрятал нос в фургоне.  

Кровь из царапины на виске стекала по щеке. Гелеон вновь вспомнил о