Тем же вечером после ужина мальчики снова побежали в спальню Гриффиндора, притормозив только, когда Джеймс заметил слежку со стороны нарисованной дамы, изображенной в компании нескольких девиц, доящих смехотворно толстых коров. Он накинулся на высокую некрасивую женщину, которая была одета как монахиня, требуя объяснить, на что она уставилась. Спустя полминуты Зейн и Ральф потеряли терпение и, подхватив Джеймса под локоть, поволокли его дальше. В спальне они все собрались вокруг чемодана Джеймса, пока тот открывал его и извлекал наружу портфель Джексона. Он поставил его на край кровати, и все трое выжидающе уставились на него.

— Мы собираемся открыть его? — спросил Ральф.

Джеймс кивнул:

— Нам надо убедиться, что это мантия, верно? Эта мысль не дает мне покоя целый день. Что, если я ошибался, и там лежит просто коллекция нижнего белья Джексона? Я думаю, он один из тех типов, которые носят с собой портфель с ненужными вещами просто для того, чтобы заставить всех вокруг говорить об этом. Ты бы видел его сегодня утром, когда он сцапал нас с Зейном. Он вел себя точно сумасшедший.

Зейн плюхнулся на кровать.

— Что, если мы вообще не сможем открыть его?

— Это вряд ли, портфель ведь сразу открылся тогда, на уроке по Защите от Темных Искусств, — предположил Джеймс.

Ральф отошел, освобождая Джеймсу больше места.

— Тогда давайте покончим с этим. Попробуй открыть его.

Джеймс приблизился к портфелю и попытался открыть его. Он был уверен, что ничего не выйдет, и уже держал наготове целый ассортимент Отпирающих и Размыкающих Заклинаний, которые они успели собрать к этому времени. Но застежка наверху портфеля просто щелкнула и разомкнулась. Настолько легко и быстро, что Джеймс не был уверен, не произошло ли это за секунду до того, как он прикоснулся к ней. Он замер было, но никто из остальных мальчиков, похоже, ничего не заметил.

— Ну? — прошептал Ральф. Зейн наклонился к портфелю, отверстие которого слегка приоткрылось.

— Ничего не разглядеть, — сказал Зейн. — Слишком темно. Открой эту проклятую штуку, Джеймс. Она теперь принадлежит тебе.

Джеймс дотронулся до портфеля, затем схватился за обе ручки и распахнул его. Он смог разглядеть черную ткань, сложенную внутри. Из глубин портфеля доносился странный запах затхлости. Джеймс подумал, что именно так должно пахнуть внутри фонаря из тыквы через неделю после Хэллоуина. Он вздрогнул, вспомнив слова Полумны о том, что эта мантия использовалась для покрытия тел умерших королей.

Голос Зейна звучал приглушенно и немного хрипло:

— Это она? Я не могу определить, что это.

— Не стоит, — предупредил Ральф, но Джеймс уже прикоснулся к портфелю. Он вытянул мантию. Ткань медленно развернулась, безупречно черная и чистая. Казалось, она длинною в акры. Ральф попятился, когда Джеймс вытащил мантию, и она опустилась на пол к их ногам. Она окончательно высвободилась из портфеля, и Джеймс понял, что держит ее за капюшон. Это был большой капюшон с золотой тесьмой у горловины.

Зейн кивнул, он был бледен и серьезен.

— Это она, без сомнений. Что будем с ней делать?

— Ничего, — твердо ответил Ральф. — Засунь ее обратно, Джеймс. Эта вещь пугает. Вы чувствуете ее магию? Могу поспорить, что Джексон наложил что-то вроде Защитных чар на портфель, чтобы спрятать ее. Иначе кто-нибудь бы это почувствовал. Давай, убери ее. Я не хочу к ней прикасаться.

— Погоди, — сказал Джеймс рассеянно. Он действительно ощущал магию, исходящую от мантии, как и сказал Ральф, но не чувствовал страха. Она была могущественной, но странной. Запах мантии изменился после того, как Джеймс достал ее. Сначала она пахла гнилью, но теперь это был просто запах земли, как опавшие листья и влажный мох, он был даже возбуждающий. Сжимая мантию в руках, Джеймс испытал очень необычное чувство. Словно он мог почувствовать до самой глубины своего существа воздух в комнате, заполняющий пространство как вода, просачивающийся сквозь оконные щели, холодный как голубоватый пар.

Границы его восприятия расширились, теперь он мог ощутить движение ветра вокруг башни, в которой располагались спальни. Ветер был полон жизни, то закручиваясь вокруг конической крыши, то пробираясь под недостающую черепицу и обнажившиеся стропила. Джеймсу вспомнились детские сказки о том, что Мерлин был волшебником, способным повелевать силами природы, чувствовать их и использовать в своих целях, и как природа слушалась его капризов. Джеймс понял, что ему удалось ощутить отголоски этой силы, сокрытой в складках древней мантии. Чувство росло, разворачиваясь подобно спирали. Теперь он ощущал различные создания сгущающихся сумерек: легкое постукивание мышиных сердечек на чердаке, кроваво-багряный мир летучих мышей в лесу, смутные сны медведя, пребывающего в зимней спячке, даже безмятежную жизнь деревьев и травы, вцепившихся корнями в землю, источник их жизни в разгар зимы.

Джеймс знал, что он делает, но руки не повиновались ему. Он развернул капюшон и надел на себя. Мантия скользнула ему на плечи, и как только капюшон опустился ему на голову, скрывая лицо, Джеймс услышал обеспокоенные возгласы Зейна и Ральфа, но они таяли, словно исчезая в длинном туннеле сна, пока не пропали совсем.

Он шел. Листья похрустывали под его большими босыми ногами с мозолистыми пятками. Он вдохнул, наполняя легкие, и его грудь расширилась словно бочка. О, он был большим. Высоким, с мускулистыми руками, которые напоминали свернутых в кольца питонов, ноги же были толстыми и крепкими, словно древесные стволы. Земля вокруг него была тихой и неподвижной, но он мог ощущать биение жизни в ней. Он чувствовал это подошвами ног, пока шел. Лес пульсировал вокруг, проникая в него и наполняя своей силой. Однако, ее было недостаточно. Мир изменился и продолжал меняться; он был укрощен, потерял свою первозданную дикость и мощь. Его власть поблекла. Он по-прежнему не имел себе равных, но в его связи с землей возникли пробелы, они росли, шаг за шагом истощая его. Царство людей расширилось, очищая землю, разделяя ее на бессмысленные участки и поля, разрушая магические полюса дикой местности. Это вызывало в нем гнев. Когда-то он ходил между царствами людей, давал им советы и помогал, не бесплатно, конечно, но все равно не мог предвидеть подобного итога.

Его волшебные братья и сестры ничем не могли помочь. Их магия отличалась от его. То, что делало его столь могущественным, - его связь с землей, было и его единственной слабостью. Он шел, пребывая в холодной ярости. Проходя мимо, он слышал, как деревья разговаривали с ним, но даже древесные голоса наяд и дриад были еле различимы. Их растерянные и ослабленные отзвуки постепенно затихали.

Впереди показалось открытое пространство, поблескивающее в свете луны, на поляне было углубление в земле, окруженное камнями. Он ступил в центр и поднял глаза к небу. Свет, льющийся с ночного купола, заполнял поляну, окрашивая все вокруг в белый. Его тень спряталась под ним, словно в полдень. В этом мире для него более не было места. Он оставит общество людей. Но он вернется, когда все изменится, когда сменятся обстоятельства, когда мир снова будет готов принять его силу. Тогда он пробудит землю, снова вдохнет жизнь в деревья и их духи, с возрождением их сил возродятся и его. Тогда настанет время платить по счетам. Возможно, пройдут десятилетия, возможно, века. Или даже целая вечность. Не имеет значения. Он не может оставаться здесь больше.

Поблизости раздался какой-то шум, чьи-то шаркающие шаги приближались. Кто-то еще был здесь, на этой поляне: кто-то, кого он ненавидел, но в ком нуждался. Когда он заговорил с этим человеком, мир вокруг потускнел, потемнел, начал постепенно исчезать.

— Следуй моим поручениям. Сохрани мое облачение, место и талисман в готовности. Я буду ждать в Зале Пересечения Старейших. Когда время моего возвращения придет, собери их вместе, и я узнаю об этом. Я избрал тебя для охраны этой миссии, Астрамаддукс, как моего последнего ученика. Твоя душа в моих руках. Ты скован этим заданием до тех пор, пока оно не будет завершено. Клянись мне.

Голос из надвигающейся тьмы произнес:

— Ваше желание — честь для меня, хозяин.

Ответа не последовало. Он ушел. Его мантия опустилась на землю, пустая. Его посох балансировал мгновение, а затем стал падать вперед, но был пойман неестественно бледной рукой, рукой Астрамаддукса, до того, как коснулся каменистой земли. Затем все исчезло. Тьма сжалась в точку. Вселенная взвилась, жутко и закрученно, а затем осталось только забвение.

Джеймс заставил себя открыть глаза и ахнул. Его легкие сжались, словно он не дышал несколько минут. Чьи-то руки схватили его, стянули с него капюшон и стащили с его плеч мантию. Усталость навалилась на Джеймса, и он начал заваливаться наземь. Зейн и Ральф неуклюже поймали его и положили на кровать.

— Что случилось? — спросил Джеймс, хватая ртом воздух.

— Ты нам скажи! — воскликнул Ральф, его голос звучал высоко и испуганно.

Зейн грубо заталкивал мантию обратно в портфель.

— Ты напялил эту безумную штуку, а потом хлоп! Тебя как не бывало. Я бы не назвал это разумным решением, знаешь ли.

— Я отключился? — спросил Джеймс, достаточно придя в себя, чтобы суметь ощутить под собой свои локти.

— «Отключился» — не то слово, — ответил Ральф. — Ты поднялся и исчез. Пух! И все!

— Так и было, — кивнул Зейн, увидев потрясенное выражение лица Джеймса. — Тебя не было где-то три или четыре минуты. Затем появился он, — Зейн махнул головой в сторону угла за кроватью Джеймса. Джеймс обернулся и увидел полупрозрачное тело Седрика Диггори. Призрак посмотрел на него, затем улыбнулся и пожал плечами. В этот раз Седрик казался более реальным, чем тогда, когда Джеймс в последний раз его видел.

Зейн продолжил:

— Он просто прошел сквозь стену так, словно искал тебя. Ральф взвизгнул, как будто — ну, я бы сказал, как будто привидение увидел, но учитывая то, что он завтракает с привидениями каждое утро и занимается историей с одним из них каждый вторник, эта фраза теряет смысл.

Заговорил Ральф:

— Он взглянул на нас, потом на портфель, а потом он просто как бы растворился. Следующее, что мы знаем, ты вернулся оттуда, где бы ты ни был, белый как статуя.

Джеймс повернулся к призраку Седрика.

— Что ты сделал?

Седрик открыл рот, чтобы заговорить, неуверенно и осторожно. Его голос проникал в комнату словно издалека. Джеймс не мог сказать, слышит ли он его ушами или разумом.

— Ты был в опасности. Я был послан. Я увидел, что случилось, когда пришел сюда.

— Что это было? — спросил Джеймс. Случившееся померкло в его памяти, но он чувствовал, что вспомнит больше, когда магия развеется.

— Отметка Врат. Сильнейшая частица магии. Она открывает пространственный шлюз, предназначенный для передачи сообщения или секрета сквозь время или на больших расстояниях. Но его сила непредсказуема. Он едва не поглотил тебя.

Джеймс знал, что это правда. Он чувствовал это. В конце тьма была всепоглощающей, сплошной. Он сглотнул комок в горле и спросил:

— Как же я вернулся?

— Я нашел тебя, — просто ответил Седрик. — Я погрузился в эфир, где провел очень много времени после того, как умер. Ты был там, но ты был слишком далеко. Ты уходил. Я догнал тебя и вернулся вместе с тобой.

— Седрик, — сказал Джеймс, чувствуя себя идиотом из-за того, что надел мантию, и переживая из-за того, что могло случиться. — Спасибо, что вернул меня обратно.

— Я обязан тебе. Я обязан твоему отцу. Однажды он вернул меня обратно.

— Эй, — вдруг осенило Джеймса. — Ты теперь можешь говорить!

Седрик улыбнулся, и это была первая настоящая улыбка, которую Джеймс видел на призрачном лице.

— Я чувствую... изменения. Сильнее. Намного... здесь, почему-то.

— Погоди, — сказал Ральф, поднимая руку. — Так это и есть тот призрак, о котором ты нам рассказывал? Тот самый, что прогнал магла несколько месяцев назад?

— Ах, да, — спохватился Джеймс. — Зейн и Ральф, это Седрик Диггори. Седрик, это мои друзья. Так что с тобой происходит, как ты думаешь? Что делает тебя сильнее здесь?

Седрик пожал плечами.

— Похоже, что долгое время я чувствовал себя словно во сне. Я бродил по замку, но он был пуст. Я не чувствовал голода, или жажды, или холода, не нуждался в отдыхе. Я знал, что умер, но не более. Все было темным и тихим, не было разделения на дни или времена года. Вообще не было течения времени. А потом начали происходить эти вещи.

Седрик повернулся и сел на кровать, не смяв одеял. Джеймс, который был ближе всех, ощутил холодок, исходящий от него. Призрак продолжил:

— Со временем я начал чувствовать больше. Я начал видеть людей в залах, но они были как дым. Я не мог слышать их. Я пришел к выводу, что эти периоды активности происходят в часы, следующие сразу за моментом моей смерти. Каждую ночь я чувствовал, как пробуждаюсь. Я наблюдал за временем, потому что это было важнее всего — чувствовать проходящие минуты и часы. Я искал часы, нашел одни сразу за выходом из Большого зала и я наблюдал, как идет время. Я мог бодрствовать всю ночь, но каждое утро я начинал исчезать. Затем, однажды утром, когда я уже растворялся, теряя связь, я увидел его.

Джеймс выпрямился.

— Магла?

Седрик кивнул.

— Я знал, он не должен находиться здесь, и откуда-то я знал, что, если постараюсь, я смогу заставить его увидеть себя. Я прогнал его.

Седрик снова улыбнулся, и Джеймс подумал, что в этой улыбке можно увидеть сильного и симпатичного мальчика, которого знал его отец.

— Но он вернулся, — сказал Джеймс. Улыбка Седрика превратилась в гримасу разочарования.

— Он вернулся, да. Я видел его и снова спугнул. Я стал высматривать его по утрам и тогда, однажды ночью, он проник через окно. Я был силен тогда, но я решил, что кто-то еще должен знать, что он в замке. Поэтому я пришел к тебе, Джеймс. Ты видел меня, и я знал, кто ты. Я знал, что ты поможешь.

— Это в ту ночь, когда ты разбил витраж, — улыбнулся Зейн. — Вышвырнул того парня сквозь него, словно Брюс Ли. Круто.

— Кто он такой? — спросил Джеймс, но Седрик только пожал плечами. Он не знал.

— Сейчас еще только семь часов, — заметил Ральф. — Почему мы тебя видим? Разве в это время ты не слабее всего?

Седрик, похоже, задумался.

— Я становлюсь более реальным. Я по-прежнему просто призрак, но я чувствую, что становлюсь таким, как большинство других привидений. Теперь я могу больше говорить. И все меньше и меньше пребываю в странном безвременье. Я думаю, так и становятся привидениями.

— Но почему? — не смог удержаться от вопроса Джеймс. — Что происходит, когда становишься привидением? Почему ты просто ну... не двигаешься дальше?

Седрик пристально посмотрел на него, и Джеймс почувствовал, что Седрик сам не знает ответа на этот вопрос, или, по крайней мере, не очень уверен. Он слегка встряхнул головой.

— Я пока не все сделал. У меня столько всего было впереди. Это случилось так быстро, так внезапно. Я просто... не успел...

Ральф поднял портфель профессора Джексона и запихнул его обратно в чемодан Джеймса.

— Так где ты был, когда исчез, Джеймс? — спросил он, опускаясь на край кровати.

Джеймс глубоко вдохнул, собирая свои воспоминания о странном путешествии. Он описал первоначальные ощущения от прикосновения к мантии, как она позволяла ему чувствовать воздух и ветер, и даже животных и деревья. Затем он рассказал им о видении, о том, как он был в теле Мерлина, в его самых сокровенных мыслях. Он вздрогнул, вспомнив гнев и горечь, и голос слуги, Астрамаддукса, приносящего свою клятву служить до тех пор, пока не придет время расплаты. Он живо вспомнил, как тот говорил, закончив рассказ тем, как тьма ночи обернулась вокруг него как кокон, сжимая и превращая в ничто.

Зейн слушал с напряженным интересом.

— В этом есть смысл, — сказал он в конце тихим благоговейным голосом.

— Что? — спросил Джеймс.

— Как Мерлин смог сделать это. Разве вы не видите? Профессор Джексон сам сказал нам об этом на первом уроке!

Он разволновался, его широко распахнутые глаза перебегали с Джеймса на Ральфа и на призрак Седрика, который по-прежнему сидел на краю кровати.

Ральф покачал головой.

— Я не знаю. У меня нет Техномантии в этом году.

— Мерлин не умер, — решительно заявил Зейн. — Он трансгрессировал!

Джеймс был озадачен.

— Это не имеет смысла. Любой волшебник может трансгрессировать. Что в этом особенного?

— Помнишь, что Джексон сказал нам в первый день? Трансгрессия мгновенна только для волшебника, который ее совершает, даже если это займет немного времени, чтобы частички волшебника разлетелись и затем собрались в новом месте. Если волшебник перемещается, не определив новую центральную точку, он никогда не восстановится, так? Он просто застревает в небытие навсегда!

— Ну конечно, — согласился Джеймс, вспоминая лекцию, но по-прежнему ничего не понимая.

Зейн дрожал от волнения.

— Мерлин трансгрессировал не к месту, — сказал он многозначительно. — Он трансгрессировал к времени и определенным обстоятельствам!

Ральф и Джеймс сомневались, размышляя над сказанным. Зейн продолжал:

— Ты говорил, что под конец твоего видения Мерлин велел Астрамаддуксу беречь реликвии и следить за наступлением подходящего времени. Затем, когда придет время, реликвии должны быть снова собраны в Зале Пересечения Старейших. Понимаете? Мерлин выбрал время и обстоятельства своего воскрешения. То, что ты описал в самом конце, Джеймс, было телепортацией Мерлина в небытие, — Зейн помолчал, задумавшись. — Все эти столетия он провел, просто застыв во времени, находясь нигде и повсюду одновременно, ожидая нужных условий для своего возвращения. Для него время не двигалось вовсе!

Ральф посмотрел на чемодан, лежащий на кровати Джеймса.

— Тогда это возможно, — сказал он. — Они действительно могут это сделать. Могут вернуть его обратно.

— Больше нет, — невесело улыбнулся Джеймс. — Мантия у нас. Без всех реликвий условия не будут выполнены. Они ничего не смогут сделать.

После того как Джеймс услышал объяснение Зейна, все обрело смысл, особенно на фоне видения отметки Врат. Внезапно, то, что мантия у него, стало гораздо более важным, и он не мог не удивляться невероятной серии удачных совпадений, которые привели их к обладанию ею. Начиная с портфеля, найденного Ральфом в последний момент, и до невероятно эффективных чар Визиум Инептио, наложенных Зейном, Джеймс не мог отделаться от мысли, что им, Зейном и Ральфом кто-то руководил с целью сорвать план Мерлина. Но кто помогал им?

— Кстати, — спросил Джеймс у призрака Седрика, пока Ральф и Зейн погрузились в оживленную дискуссию о трансгрессии Мерлина. — Ты сказал, что тебя прислали помочь мне. Кто тебя прислал?

Седрик стал немного прозрачнее, но не очень сильно. Он улыбнулся Джеймсу и сказал:

- Кто-то, кого я не