Солнце проникало сквозь шторы, своими лучами тараня пропахшую лекарствами комнату. Пыль каруселью вертелась в пространстве, оседая на деревянные шкафчики и тумбочки. Она мельтешила перед искажёнными мукой лицами, но не мешала глядеть на слишком постаревшее лицо женщины, покрытое неправильной бледностью. 

Её болезненно блестящие глаза воззрились в ту секунду на круглое лицо, - слишком детское, но где-то внутри чересчур взрослое. Возможно, она была даже в правильно отобранных эмоциях. А, возможно, и в полуулыбке, в которой виднелось наигранные спокойствие и радость от очередной встречи с матерью. 

- Привет, милая. - прозвучала пропитанная горечью фраза Джона Винчестера, в который раз за эти месяца.

И тому словно было всё равно, что его жена не отвечала на привествие уже полгода, он продолжал здороваться. И продолжал приходить в больницу по несколько раз на день, таща с собой своих сыновей, если те были не в школе.

Сэму же на самом деле хотелось убраться оттуда, а не сжимать дрожащую руку Мэри Винчестер, лежащей на больничной койке. Ему не хотелось смотреть на человека, с которого жизнь вытекала каждую секунду. Он не хотел видеть женщину, что когда-то со смехом кружила его в воздухе; что ставила перед ним начинённый кремом торт с надписью «С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ, СЭММИ», пускай и кривоватой из-за того, что был личного приготовления; что учила его считать и писать, - такой побитой и неподвижной.

Сэм ненавидел то, что мама умирала на его глазах, а не погибла в ужасном пожаре, который произошёл по рассказам старшего брата в их старом доме, когда ему было полгода. Сэм ненавидел эту больницу с расклеенными то тут, то там плакатами, которые должны были подбадривать пациентов и их родных. Ненавидел ужас на лице отца и мерзкую горечь на лице Дина. 

Ему, семилетнему мальчишке, хотелось проблеваться в туалете, - как он делал уже и не раз, - и выблевать всё то отвращение к пожирающему маму раку четвёртой стадии. Сэму, как бы он не корил себя за это позже, мечталось, чтобы аппараты перестали досадливо пищать, а замолкли наконец. Ведь он думал, что это поможет его отцу и брату, - что они больше не будут приходить в эту больницу и вращаться вокруг женщины, которая и так была уже одной ногой в могиле. Он думал, что тогда не будет слышать бесконечные срывы Джона Винчестера, не будет выкрывать среди тишины ночи всхлипы Дина, кусающего свой кулак, чтобы не издать ни звука, не будет видеть дрожащую маму, на голове которой волос после химиотерапии попросту не осталось.

Он размышлял - и ему было, чёрт возьми, семь тогда, - что всё встанет на свои места, когда мамы не станет; и папа будет весёлый, больше не будет покупать те зелёные бутылки, пропахшие спиртом; и Дин продолжит играть с ним в футбол после школы; и их дом будет пропитан жизнью, а не удушающей удавкой преследующей их семью смерти. Сэм не знал, что можно плакать не только от того, что на тебя кричат, или от того, что упал и разбил колени. Он не имел представления о жизни совершенно.

- Сэ...эм. - проскрипел в тот день тихий голос Мэри.

- Сэм, подойди. - приказал ему отец и Сэм сделал нерешительный шаг вперёд, поднимаясь со стула. Его рука не выпускала ладони матери, но всё тело сжималось от тривиального отвращения к худой фигуре на койке.

Материнская рука на удивление крепко держала его за пальцы, подтаскивая его к себе. Сэм оказался так близко, что вдохнул запах лекарств, смешавшийся с настоящим запахом Мэри, который мальчик помнил благодаря духам, что так нравились раньше маме. Он наклонялся всё ниже к приоткрытому рту, поддаваясь давлению с её стороны.

Сухие губы задвигались, поток горячего воздуха ударился о его ухо и Винчестер замер, напрягая всё тело в попытке устоять в согнутом положении. Он коленом упёрся в скрипящий матрас койки, - о, он помнил его резкий скрип, бъющий по ушам каждый раз, когда тело Мэри двигалось, - и застыл, задерживая даже дыхание.

- Я... ты... тебя... люб... лю. - три слова. Три слова, едва выговоренные женщиной, врезались в Сэма, заставив того содрогнуться. 

Мальчик плавно отстранился, словно сквозь мутную плёнку наблюдая, как Мэри таким образом подзывает к себе остальных, а после отпускает. Джон прислонился лбом к её руке и Сэм впервые наблюдал, как слёзы открыто текут по его лицу. После разрыдался и Дин. А Сэм, нервно переводящий взгляд с одного на другого, даже и не заметил, как подхватил волну и сам зашёлся в схлипах, кривя детское личико.

- Я тоже люблю тебя, милая, я тоже люблю тебя, - прохрипел Джон, целуя слабеющую руку жены. - Люблю больше вселенной. Люблю.

В ту ночь Мэри Винчестер скончалась. И аппараты, до того так громко пищащие, окончательно остановились, - словно часы. По словам врачей – чудо, что женщина успела попрощаться с семьёй. Чудо, что она была в сознании настолько, чтобы выговорить одно предложение, говорящее о её любви к ним, каждому члену её семьи.

Чудо. Настоящее чудо.

***

- В этот момент вы чувствовали сострадание? Ужас? Или же непонимание?

- Я хотел уйти оттуда. Уйти как можно дальше. - выплюнул Сэм, отворачиваясь от очередного парня в больничном халате.

Тот почесал прорастающую на щеках бороду и захлопнул лежащую перед ним тетрадь.

Доктор Хэтфилд был  мужчиной средних лет с проницательным взглядом  и спокойным голосом. Его  темные глаза, казалось, видели Сэма насквозь

- Мистер Винчестер. - негромко позвал он. И Сэм мог честно признаться, что уже ненавидел свою фамилию. Его глаза метались от тёмных глаз доктора Хэтфилда до сжатой в его руках ручки. - Вы ведь понимаете, зачем мы здесь?

- Вы поковыряетесь у меня в мозгах, похлопаете по головке, запишите что-то в своей тетрадке, а после я вновь вернусь на койку и под дозой наркоты усну. - пробормотал Сэм, отворачиваясь к окну.

Небо. Голубое-голубое небо, что было несвойственно зиме, и яркое солнце, пятном пробивающееся сквозь сеть из ветвей деревьев. Сэм запомнил ту деталь слишком хорошо, – ведь день был действительно необычный.

- Ладно. Поступим по-другому. - произнёс Хэтфилд, глядя на Сэма. - Скажите, Сэм, – могу я вас называть Сэмом?

На раздражённый кивок Винчестера психотерапевт тепло улыбнулся. Секунду спустя улыбка растаяла, словно её и не было.

- Итак. Вы рассказали мне ситуацию с прошлого после получаса молчания. Уже прогресс. - его тихий голос разливался по венам Сэма, но тот упрямо продолжал смотреть в сторону окна. - Вернёмся к Мэри. Вы хорошо помните свои чувства?

- Мне было семь. - хмыкнул Сэм, сжимая ручки инвалидного кресла. - Я знаю, что не был огорчён, потому что даже не понимал происходящего.

- Но вы сказали, что вы плакали вместе с остальными. - негромко добавил Хэтфилд. - Думаете, что это такая себе цепная реакция?

- Да.

- Остановимся пока что на этом. Запомните данный момент. - доктор отложил ручку и откинулся на спинку мягкого кресла, на котором сидел. - А сейчас я вам обязан объяснить, что такое терапия. Что такое психотерапия и психотерапевт, Сэм.

Винчестер невольно повернул голову к нему, в насмешке приподнимая брови.

- Доктор Хэтфилд, я знаю... - начал он, но его нагло перебили.

- Нет, не знаете. И понятия не имели, что это такое и с чем его едят. В этом проблема того, что вы постоянно уходите от психотерапевтов, а ваш брат снова их нанимает и заставляет сидеть тут, в этом душном кабинете с незнакомым, даже противным вам доктором, который, как вы сказали, поковыряется у вас в мозгу и отпустит в палату.

- Доктор Хэтфилд... - выдохнул Сэм, медленно покачивая головой.

- Мы хотим помочь. - прервал тот, вскинув указательный палец вверх. - Представьте картину, пожалуйста. Закройте глаза и представьте, Сэм. - Хэтфилд замолк, явно ожидая, что Винчестер сейчас послушно последует его словам. Сэм проигнорировал просьбу. - Можете не закрывать, раз вам так угодно. Но представьте, – насколько бы жёсткой эта картина не была.

Сэм облизнул пересохшие губы.

- Я слушаю.

- Великолепно. - усмехнулся Хэтфилд. - На земле лежит раненный солдат. Человек, который бьётся в предсмертных конвульсиях и которого вам приказали спасти.

Сэма передёрнуло и он скривился, опуская взгляд вниз.

- Вы подходите, осторожно, боясь его как-то ранить и принести боль ещё сильнее. Но знаете, что бывает, когда помогаешь раненному? - спросил он, обращаясь к Сэму, чтобы мгновение спустя ответить самому. - Ты можешь усугубить мучения. Ваши руки в крови, но вы продолжаете зажимать место пулевого ранения, чтобы остановить кровотечение. Человек пинается, кто-то, возможно, держит его руки и ноги, чтобы он не сделал вам ненароком больно, а вы пытаетесь продезинфицировать рану и зашить её. А если солдат начинает понимать, что ему помогают, он может хоть на минуту, но расслабиться, позволив наложить бинты. А если же нет... То риск его смерти увеличивается.

Сэм прикусил язык, чувствуя, как стынет кровь в жилах. Он ушёл от проницательного взгляда Хэтфилда, до боли сжимая пальцами правой руки, лежащей на левой конечности, кисть. Ему захотелось как можно быстрее завершить сеанс. Хотелось уйти, - но становилось понятно, что Хэтфилд не причислял себя к тем терпящим его выходки психотерапевтам. Он вряд-ли открыл бы дверь и позволил бы Винчестеру уйти, не просидев с ним назначенных два часа в день.

- Мы такие же доктора, как и те, что ставят вам капельницы, Сэм, и что поддерживали вас в живом состоянии во время тех операций, которые вы пережили и о которых так сильно не хотите говорить. - Хэтфилд кивнул на левую конечность Винчестера, которую он попросту спрятал в карман. - Вас же штурмует мисс Грэйс, верно? Она же ваш физиотерапевт?

Сэм молчаливо кивнул, всё так же избегая чужого взгляда.

- Она заставляет вас двигаться, - постепенно, медленно, но вы двигаете конечности, которые, как вам предрекали, никогда больше не шевельнутся. Вы, благодаря ей, прорабатываете тело, ещё полгода назад неподвижное, насколько мне известно. - мужчина приподнял стопку документов в своих руках, лежащих рядом с закрытой тетрадью, и с хлопком бросил назад на стол. - Вы можете теперь сделать несколько шагов вперёд, руки достаточно сильны, отчего в ваших силах обхватить стакан и выпить воды, когда вы того пожелаете. Благодаря ей вы вновь разговариваете, хотя тут нужно поблагодарить и операции, проведённые в тот месяц вашего молчания. Кажется, был как-то повреждён спинной мозг?

- Теперь всё в порядке. - буркнул Сэм.

- Это хорошо. Но, знаете, Сэм, меня в каком-то смысле так же можно считать терапевтом. Только терапевтом вашей психики, ведь ваши усугулбяющаяся замкнутость, панические атаки и кошмары не нравятся вашему брату и опекуну Сингеру. Они переживают за вас настолько, что вашим долгом было бы хоть немного помочь мне помочь вам.

Сэм встретился глазами с Хэтфилдом. Тот выглядел твёрдо в своих намерениях и его каменное лицо не менялось. Даже, казалось, его карие глаза потемнели в своей решительности.

- Я сам в силах разобраться со своими проблемами. - произнёс Сэм.

И пускай он чувствовал заведомый проигрыш, так просто здаваться не собирался, упрямо замолкая. Хэтфилд понял это, переплетая свои пальцы на столе перед собой.

- Ладно. - вновь повторился он. Его глаза мелькнули по чайнику, стоящему в углу комнаты на табуретке - рядом с резеткой, - и Хэтфилд вернул внимание Сэму. - Ваш брат как-то обмолвился, что вы яркий представитель круга любителей кофе и всё, что с ним связано. Будете? 

Он наклонился  вниз, на мгновение исчезая из виду, и под скрип отодвинул ящик в столе. Поверх бумаг опустились пара стиков латте, а сам Хэтфилд встал со стула, очевидно, чтобы включить тот чайник.

- Без разницы. - бросил Сэм, вновь изучающе бегая глазами по знакомому кабинету, его тёмным стенам, тикающим у потолка часах и расстениям на подоконниках, - небольшие кактусы выпустили свои шипы, злобно зыркая на него. На них не было крохотного бутона, который будет на кактусе Сэма, подаренном Дином, но он не мог перестать думать, что эти расстения, что странно, нравятся ему. 

Может, потому что у них такой же колючий слой защиты, как и у него?

- Нет, вам не «без разницы», мистер Винчестер. - качнул головой Хэтфилд, включая чайник. Щелчок кнопки ударил по тишине в кабинете. - Потому что кофе - это одно из немногих удовольствий, которые остались у вас из прошлой жизни, если разделить её на «до» и «после». Это напоминание о том, что было до травмы, о том, что вы всё ещё способны чувствовать и наслаждаться.

- Лишь способ не засыпать. 

- Лишь способ вспомнить, каково было раньше.

Под их обоюдное молчание Хэтфилд дождался того момента, когда вода закипит, чтобы вылить дозу кипятка в свою и Сэмову чашку. Быстро расколотил серебряными чайными ложечками два напитка, тоже лежавшими где-то в ящиках его стола, и закинул их в стоящую позади него раковину. 

Пахнущий кофе оказался перед Сэмом, пышущий на него своим паром. Винчестер невольно вобрал его приятный аромат.

- И теперь, когда мы немного разобрались в моей тайной миссии помочь вам, - Хэтфилд добродушно улыбнулся, приподнимая чашку словно отдавая дань уважения своей тайной миссии, - я бы хотел вернуться к предыдущей теме, если помните. 

Сэм глубоко вздохнул, всё-таки беря чашку в руки и подозрительно нюхнув её мягкий запах. 

Его, если честно, впервые так ставили на место. Ни один из предыдущих психотерапевтов не позволял себе подобного, предпочтя сухие вопросы, обследования и выписывания антидепресантов и другой травы, которая даже не повергала его в сон. 

Хэтфилд был каким-то другим. Может, он и есть его психотерапевт, которого он так давно подсознательно искал?

- Вы упомянули, что были свидетелем смерти вашей матери и ощущали пустоту внутри. Вы плакали только от того, что плакали все вокруг. А сейчас вы чувствуете что-либо, думая о прошедшей смерти мамы? - продолжил тот. - Можете ли вы рассказать мне об этом подробнее?

Сэм аккуратно отхлебнул от кофе. Горячий напиток обжёг его язык, вынудив отставить чашку назад на стоящий рядом столик, и раздражённо подавить желание ухватиться пальцами за обожённый кончик. Вместо этого он сглотнул и решился на ответ.

- Я знаю, что она любила меня. Любила нас всех. 

- Но?

- Но из-за неё разрушилась наша семья. - Сэм сжал и разжал правую руку, его голос предательски подрагивал от сдерживаемых эмоций. - И я чувствую горечь. Её смерть – это было первое, что уничтожило наш шаткий уют и спокойствие.

Хэтфилд заметил напряжение в теле Сэма и кивнул, показывая, что он понимает его боль. И наконец открыл свою тетрадь. В одно мгновение в его руке оказалась ручка и он перелистнул пару исписанных косым почерком страниц.

- У вас был и есть опекун. - молвил он, поднимая взгляд на Сэма.

- Как видите, мою прошлую семью смерть мамы раздробила на кусочки.

Хэтфилд что-то записал в тетрадь, после практически сразу же её закрывая. Ручка вновь покатилась по столу и стукнулась о чашку с кофе. Сэм сделал очередной глоток со своей. Напиток был едва ли прохладнее, чем пару минут назад.

- Похоже, вы испытываете некоторую обиду на вашу мать. - осторожно произнёс Хэтфилд, вновь переплетая пальцы перед собой. - Это естественная реакция на утрату и сложные семейные обстоятельства.

- Я не виню её. - покачал головой Сэм. - Но именно из-за неё мы уехали с дома, начиная жизнь, заключающуюся переездами с мотеля до мотеля, пока отец искал временную работу. Она была не самой ужасной, что-ли, но в ней не хватало постоянности.

- Вечно новый коллектив, постоянный источник стресса в виде семьи, ссоры, конфликты. - кивнул Хэтфилд, пристально глядя на Сэма. Он игнорировал свой кофе, что остывал на его столе. - Скажите, Сэм, где сейчас ваш отец?

- Работает, насколько я знаю, маршалом, но ему уже пророчат ступень генерального инспектора в будущем. - без заминки последовал ответ.

Хэтфилд с явным трудом подавил новую порцию улыбок в сторону Сэма.

- Я говорил не о Бобби Сингере, а о... - начал он, когда Сэм его перебил.

- Он – наш с Дином отец. - категорически молвил Винчестер. - И нет человека, справляющегося с данной ролью лучше. А Джон Винчестер, насколько мне известно, мёртв.

- Каким образом он скончался, вам не известно?

- Нет. Может быть, Бобби знает. Он организовывал с десяток лет назад ему похороны. - буркнул Сэм, наслаждаясь ещё одним глотком кофе, значительно прохладнее, чем раньше. - Сказал, что Джон был его другом и что каждый человек, каким бы дерьмом он ни был, заслуживает на то, чтобы быть похороненным, а не просто закопанным в земле.

- У вас замечательный отец, Сэм. - сказал Хэтфилд, и Сэм не мог не согласиться. - И спешу вам сообщить, что наш сеанс плавно подходит к концу. Не спешите, допивайте кофе и я позову медсестру, чтобы та докатила вас до вашей палатки. Или вы сами справитесь?

- Сам. - тихо бросил Сэм, залпом опрокидывая в себя кофе.

- Вы так само завершите наши сеансы, как у множества других психотерапевтов, или мне посчастливится увидеть вас ещё раз?

- Думаю, я вас обрадую своим ответом. - чашка аккуратно приземлилась на стол рядом с Сэмом. 

- Чудесно. - расцвёл в улыбке Хэтфилд. - Тогда жду вас на нашей следующей встрече. 

- Как хотите. - напоследок бросил Сэм, медленно начиная перебирать колёса своего инвалидного кресла. 

Хэтфилд услужливо отворил ему дверь и Сэм, хмуро свёдший свои брови к переносице, выкатился в разительно отличающийся от кабинета психотерапевта коридор, пропитанный запахом медикаментов.

Вскоре его вновь поставят под капельницу и Сэм, пожираемый кошмарами, снова уснёт. И судорожные боли в левой руке его вновь разбудят, вынудив выпить ещё одну дозу аспирина. Он будет метаться среди мятой постели, пока не придут в часы, отведённые посетителям, Дин с Бобби, которые помогут ему подняться и разбавят серые будни своей непрекращающейся болтовнёй. Сингер легко потрепает его за волосы и тепло обнимет после брата, сообщая, что Винчестер медленно идёт на поправку. 

А Сэм и так знал, что не оправится никогда.

Но сейчас он просто кивнул Хэтфилду, легко прощаясь с ним, и покатил длинным, витиеватым словно та змея коридором, по пути встречая многочисленных работников больницы. 

Время только подходило к обеду в тот день, так что Сэм Винчестер был уверен, что весь его ад был только впереди, огибая небольшие кресла и всё те же, не изменившиеся с годами подбадривательные плакаты. Мысли не прекращали биться в голове. Отголоски прошлого виднелись в двух обрубках на его левой руке. Волосы мешались на глазах. И Сэм, достаточно быстро едущий вперёд, чувствовал, что всё равно скорость, с которой он дальше двигался, была подобна черепашьей ходе.

***

Пальцы до боли впились в камень ограждения перед собой. С пятиэтажного дома был, конечно, не тот вид, как с десятиэтажного и выше, но Сэм был рад и этому.

Лежащий перед ним Браунсвилл был как на ладони, предоставляя вид на находящуюся сбоку от его дома дорогу, которую бороздили десятки машин, и на серые дома. Ветер легко кружил вокруг Винчестера, трепая его волосы. На ограждении стояла уже опустевшая кружка.

Сэм плавно сменил пальцы на локти и теперь в полусогнутом положении застыл перед частью раскрывшегося ему города, - невидимый и маленький.

Час назад взгляд поднимающегося лестницей Винчестера ненароком упал на приоткрытую дверь, ведущую на крышу. Не раздумывая, он рванул вверх по ступеням. Нужно было выбраться, уйти подальше от душных стен квартиры, улицы и от собственных мыслей. Крыша - вот где он мог дышать

Ритмичный гул машин словно убаюкивал его, стирая острые грани тревоги. Рука под перчаткой не болела, ему никуда не нужно было спешить, - так как половину вторника и среду он уже отработал у Новаков. Выходило, что Винчестер будет работать у Новаков не просто четыре дня в неделю. Он стал