Открыв глаза, я безразлично оглядел комнату, взглянул на любимого: он безмятежно посапывал рядом со мной. Я поднялся, и мне показалось, что всё стало каким-то серым. То ли я всё ещё не проснулся, то ли действительно вокруг всё стало настолько паршивым, что захотелось вновь закрыть глаза и заснуть мертвым сном. Я чувствовал вину за вчерашний инцидент, и от этого мне было тошно, а если прибавить к тому то, что сегодня похороны матери, хочется спросить, как я ещё держу себя в руках. Помассировав переносицу и глубоко вздохнув, я отправился в ванную, принял душ, привел себя в божеский вид, лишь моё кислое лицо ничем было не исправить. Я рассматривал в зеркале свои впавшие щёки и темные синяки под глазами, когда услышал шуршание в постели. Обернувшись, я увидел взъерошенного котенка с торчащими во все стороны волосами и заспанным лицом. Несколько секунд он пытался установить контакт с внешним миром, и когда, кажется, у него это получилось, он вяло мне улыбнулся.

- Привет, - хрипло прошептал Хёнджин.

- Привет, - машинально бросил я и присел рядом с ним, дотрагиваясь до его шевелюры, пытаясь исправить это гнездо. –  Боже, видел бы ты себя, домовёнок...

- Так каждое утро происходит. Не знаю, вроде не ерзаю сильно, но просыпаюсь таким, словно меня кто-то шарахнул током, - усмехнулся он.

- Поднимайся уже и исправляй это безобразие, нам скоро выезжать, - по-доброму сказал я.

Хёнджин словно когда-то забыл, что похороны сегодня, а теперь вспомнил, и улыбка тут же исчезла с его лица. Он накрыл мою руку своей и легонько сжал.

- Как ты себя чувствуешь? Ты ещё болеешь, справишься со всем этим? – взволнованно спросил он.

- Я порядке. Я в любом случае... должен попрощаться с ней.

- Хорошо, но, если что, я всегда буду рядом, слышишь? Можешь на меня рассчитывать.

- Я никогда в тебе и не сомневался.

Он видел, как тяжело это мне дается, но, чтобы он уж совсем не переживал, я постарался натянуть улыбку и коротко поцеловал его. Хёнджин подскочил с постели и рванул в ванную. Как настоящий солдат, уже через десять минут он был в полной готовности. Тот Хёнджин, которого я видел недавно, снова сменился на непоколебимого и беспощадного мафиози в строгом костюме цвета вороного крыла, с уложенными назад светлыми волосами. Он выглядел чертовски привлекательно, но сегодня моя голова была занята другим, поэтому я бросил на него мимолетный взгляд и молча вышел из комнаты.

***

И снова я в этом месте. По-моему, два раза за столь короткий промежуток времени это слишком жестоко. За что же Ты так со мной? Сидя перед её фотографией, я не слышал голосов людей вокруг. Прибыло больше, чем я ожидал. Из близких только я, о существовании других я не имел представления и, честно говоря, сомневался, что они есть. Много австралийцев, маминых друзей, которых я совершенно не знал, но только по внешним данным понял, что они не местные. Кто-то жалел меня, подходил и что-то говорил, но слов я не разбирал и отвечал всем что-то одинаковое, а кто-то сторонился и шептался за спиной, словно я прокаженный.

Все слезы, которые во мне были, я выплакал, поэтому теперь в моей душе осталась только тупая боль. А кроме неё ничего не было. Сердце ныло, а внутри пустота. Отрицать очевидное было бессмысленно, гневаться тоже, да и сил на это уже не было, и наступила стадия депрессии. Некоторые застревают на ней и не видят иного выхода, кроме как отправиться к ушедшему, и только благодаря моему окружению я понимал, что выкарабкаюсь, что справлюсь. Душевная рана пульсировала и не давала покоя, но клан бережно заклеивал её пластырем и не давал ей загноиться. Особенно Джинни. И вот он вновь подошел, приземлился рядом со мной и стал поглаживать по спине.

- Нужно поесть, Ликси. Мы все тебя ждем, - прошептал он.

- Что-то аппетита нет, - бесцветно бросил я.

- У тебя с утра во рту ни маковой росинки, ты хочешь в обморок тут свалиться?

- Кусок в горло не лезет.

- Если не пойдешь есть, я через другое место тебе еду запихаю.

Я кисло усмехнулся, но, опершись на него, всё-таки поднялся и направился за поминальный стол. За одним нас уже ждал клан. Минхо подскочил, ринулся куда-то и уже через минуту поставил передо мной поднос с каким-то супом и рисом. Он, не спрашивая, подвинул мне стопку и налил соджу. Выпили.

- Феликс, не ковыряйся в тарелке. То, что ты только делаешь вид, что ешь, видно невооруженным глазом, - проворчал Крис. – Не заставляй тебя уговаривать как маленького.

- Давай, ложечку за ма... - начал Хан, но тут же осёкся, - то есть, за па... да твою ж!

- Молчание – золото, слышал такое? – упрекнул Минхо и дал подзатыльник Джисону. – Ли, поешь. Ты не только душевно, но и физически будешь не здоров, а это никому не нужно. Твоя мама не хотела бы, чтобы ты так себя изводил.

Я неуверенно на него взглянул. Он был прав, но поделать с собой я ничего не мог. Пришлось съесть пару ложек, но больше я не осилил. Все прожигали меня сочувственными взглядами, от которых на глаза наворачивались слёзы.

- Не смотрите так на меня, я в порядке, справлюсь, - отмахнулся я.

- Мы просто хотим, чтобы ты поскорее от этого оправился. Никто не запрещает тебе горевать, но мучать себя голодовкой мы тебе не позволим, - сказал серьёзно Чан, беря мою руку в свои. – Лучше расскажи нам, что ты чувствуешь, вместо того чтобы закрываться в себе.

Я благодарно улыбнулся, и неожиданно кто-то ворвался в зал. Взъерошенный, с выпученными глазами и покрасневшими щеками, с диким взглядом, мужчина лет сорока. Я сразу узнал его, этот образ хорошо врезался в мою память. Тогда я считал, что этот мерзавец разрушил нашу семью, но никак не мог представить, что стал спасением для моей матери, заложницы моего отца. Лоуэн. Тот самый, к которому собиралась уехать в Австралию мама вместе с нами после похорон отца. Его бегающие зрачки остановились на мне, и мужчина рассвирепел ещё больше.

- Вот ты где, паршивец... Где твои братцы, а? Кинули, испугались? И правильно сделали, потому что пощады вы не получите, и как только я отыграюсь на тебе, я найду и этих двоих, чтобы каждый заплатил за её смерть, - заорал он на весь зал.

Люди кинулись от него врассыпную, и только мы ввосьмером поднялись и смотрели на него как истуканы.

- Что глаза такие сделал, будто не понимаешь, о чём я говорю?

- Но я правда... - начал было я, но не договорил.

Лоуэн схватил меня за грудки и вжал в стену, продолжая выплевать обвинения в лицо, орошая слюной. От него неслабо тянуло перегаром.

- Настоящий сын своего отца. Знаешь, сколько людей полегло от его руки? Да он по локти в крови! Из-за тебя, отпрыск, погибла моя жена. Она уже настрадалась в браке с этим уродом, но вы решили её добить! Решили пойти по стопам папеньки, но почему-то начали с родной матери. КАК ТЫ СМЕЕШЬ ОПЛАКИВАТЬ ЕЁ ПОСЛЕ ТОГО КАК УБИЛ?!

- Вы чокнулись, я не убивал её!

- Думаешь, я поверю, что ты не заодно с братишками? Хрена с два! Специально выставили тебя жертвой, чтобы все подумали, какой ты бедный-несчастный, а на самом деле сущий выродок, потомок психопата и маньяка, собирающийся достичь власти ровно как отец, а именно идя по головам! Она пыталась изменить его, не вышло, думала, может, дети выйдут нормальными, но не тут-то было! Вашу гнилую породу ничем не вывести, вы как сорняк разрастаетесь, и даже светлая душа Сохи не справилась с этим, как бы не старалась! Бедная моя Сохи, почему ты не встретила меня раньше?

Громко зарычав, он схватил тарелку супа и плеснул её мне в лицо. Он был горячим, поэтому я почувствовал невыносимую боль и, согнувшись, застонал. Тем временем Лоуэн начал со всей силы пинать меня ногами, пока кто-то его не оттащил. Чонин и Сынмин бросились ко мне с салфетками, стараясь как можно скорее стереть жгучую жидкость с лица. Я смог открыть глаза и увидел, что Чанбин и Джисон держали неугомонного под руки. Чан, словно стена, укрывал Лоуэна от моего взора. Его скрещенные сзади руки и распрямленные плечи говорили о недовольстве, перерастающем в злость.

- Ты пожалеешь, что на свет родился, ублюдок! – воскликнул Хёнджин и ударил кулаком по лицу Лоуэна. Из его носа тут же потекла кровь.

- Хван, не будем уподобляться. Выведите его и оставьте нас. Я поговорю с ним, а ты, Хёнджин, отправляйся к остальным, - скомандовал Чан.

Хан и Чанбин потащили Лоуэна, выкрикивающего проклятия, на выход, а за ними спокойно шел босс. Они удалились, и в зале повисла гробовая тишина («гробовая», иронично, не правда ли?). Блондин хотел было пойти за ним, но его за руку остановил Минхо.

- Он и без тебя знает, что делать. У тебя есть другое занятие, - прошептал он и кивнул в мою сторону.

Хёнджин выругался и, растолкав младших, подошел и стал внимательно меня осматривать.

- Сильно болит?

- На меня кипяток вылили, как ты думаешь? – съязвил я.

- Он успел немного остыть, поэтому серьезных последствий не должно быть. Сынмин, отправь солдат за мазью и новым костюмом.

Хёнджин схватил меня под локоть и потащил в уборную. Открыв ледяную воду, стал аккуратно обирать лицо, смывая остатки бульона, потом заставил снять верх, пропитанный супом, и бросил его в раковину. Я взглянул на себя в зеркало: красное лицо, глаза, полные слез от боли, пару пятен на шее, где воротничок касался кожи.

- Отвратительно, - бросил я.

Я осел на пол, прижавшись щекой к холодному кафелю стены. Хёнджин вытащил пачку сигарет и нервно закурил, облокотившись о раковину.

- Насколько же сильно надо накидаться, чтобы устроить такое посреди поминок? Конченый идиот, совсем крыша слетела. Руки чешутся избить его до полусмерти.

- Лучше избей меня.

Блондин как раз в этот момент затягивался, и, услышав мою фразу, закашлялся. Он ошарашенно на меня уставился и быстро подошел, присаживаясь передо мной на корточки.

- Что ты несешь, Ли?

- Я устал всё это терпеть. Хочу отправиться к Нему и спросить, где же я провинился, что нужно так беспощадно меня наказывать? – бормотал я.

Хёнджин вздохнул. Он приложил свою холодную ладонь к моей пылающей щеке и заговорил:

- Ты ни в чём не виноват, Ликс. Тебе просто не повезло, что вокруг тебя постоянно ошиваются какие-то уроды, ты буквально притягиваешь проблемы и это единственное, что в тебе не так. Но и об этом переживать не стоит. Мы прикладываем все усилия, чтобы оградить тебя от этого, именно для того и приняли в семью, чтобы защитить от врагов. Просто перестань искать приключения на задницу, внимательно нас слушай и мотай на ус, когда взрослые что-то говорят, и тогда мы сможем избавить тебя от неприятностей. Я обещаю, что это был последний, кто причинил тебе боль. Я в лепешку разобьюсь, но защищу тебя. От твоей смерти всем станет только легче и справедливость не восторжествует, твои братья получат всю власть и посягнут на нашу. Ты этого хочешь?

Первая капля, а за ней и вторая скатились по моим щекам. Я перестал сдерживаться, и слезы градом полились из глаз. Я не закрывался, не пытался их смахнуть, потому что знал, что Хёнджин никогда не посмеется надо мной и не осудит.

- Прости меня, милый, я виноват, что не успел вовремя прострелить ему башку, но, если такая возможность представится, я обязательно это сделаю.

- Не нужно, - сквозь слезы прошептал я. – Его можно понять. Ему больно, он так горюет. Я не виню его, просто... мне тоже тяжело, и я не понимаю, почему все так уверены, что мне всё равно? Ты видел эти косые взгляды?! С таким осуждением на меня ещё никто не смотрел. Но что я сделал не так? Я виноват, что сын своего отца? Так я не просил их меня рожать...

Джинни обнял меня, позволяя прижать голову к его груди и вылить всю боль, что накопилась в моей душе. Я думал, что больше не способен плакать, но оказалось, что я просто избегал этих эмоций, а теперь на нервной почве они хлынули водопадом.

- Хёнджин, я больше так не могу... Я устал, очень устал...

- Ликси, я понимаю. Я не брошу тебя, слышишь? Мы со всем справимся, понял?

И тут неожиданно грусть сменилась гневом.

- А знаешь, Хёнджин, ты прав. Мне надоело быть жертвой. Почему именно я должен страдать? Я заставлю страдать того, кто действительно этого заслуживает, - я оторвался от него и серьезно посмотрел прямо в глаза. – Хван Хёнджин, ты должен обучить меня. Я пришел в вашу семью неслучайно: вы открыли мне глаза на правду. До сих пор я ничего не мог и не умел, но теперь я убежден, что обязан избавить мир от гнили, и ты мне в этом поможешь.

Внезапный прилив сил крайне удивил моего товарища, но также вызвал уважение. Он коварно улыбнулся и, поцеловав меня в нос, прошептал:

- Как же долго я ждал этих слов...

***

Сырость. Шел холодный дождь, замерзающий, только коснувшись земли. Завтра будет гололёд. Я посильнее укутался в шарф и спрятал в него лицо, чтобы ледяной ветер не царапал мне щёки. Отвратительная погода. Я не раз замечал, что природа настолько сопряжена с человеком, что в зависимости от события она менялась. По праздникам всегда светило солнце, а в плохие дни небо затягивали тучи. Вот и сейчас, стоя перед надгробным камнем, я задрал голову и увидел сплошную серость.

Чан посчитал правильным похоронить мою маму на их фамильном кладбище. Начиная с первого крестного отца, каждый член Банов спал здесь вечным сном. Оно находилось не рядом с поместьем, а за городом, поэтому в такую погоду адекватный не смог простоять бы здесь долго. Почти все уехали, остался только я с Хёнджином.

- Не задерживайтесь, простынете, - сказал Чан перед тем, как отправиться домой.

Меня уже трясло от холода, но я почему-то не мог оторвать ноги от земли и пойти. Я стоял как вкопанный и смотрел на камень, не веря своим глазам. Никак не думал, что столь молодым потеряю обоих родителей. Хёнджин перекинул руку через моё плечо и придвинул к себе.

- Боль никогда не уйдет, но скоро утихнет, и ты почувствуешь себя лучше. Ты примешь это и сможешь жить дальше.

- Ты так уверен в этом?

- По себе знаю.

- И... сколько времени у тебя заняло... принятие?

Хёнджин долго не отвечал. Видимо, цифры были неутешительными.

- У всех по-разному. Главное, чтобы рядом был кто-то, способный разделить эту боль и подать руку помощи, чтобы ты мог выкарабкаться.

Я взглянул на него.

- Спасибо тебе, Джинни. Я всё ещё жив только благодаря тебе. Только вот не понимаю, зачем тебе нужен такой проблемный я?

Он усмехнулся и обнял меня крепче.

- Сам не знаю, но понимаю, что без тебя было бы гораздо хуже.

Мы постояли ещё немного, а потом блондин потащил меня к машине, ведь я ещё не выздоровел, но простоял на морозе не менее сорока минут. Сидя на переднем сидении и тупо смотря на меняющиеся за окном картинки, я чувствовал, что теперь всё изменится. Я стану сильнее и смогу противостоять злу. Уверенность, что всё получится, росла во мне с каждой секундой, придавая сил.

«Моим страданиям пришел конец. Теперь пострадают другие».