– Пожалуйста, прости. У меня не было выбора! Пожалуйста! – всхлипывает она, и я сдвигаю брови.

Т/и спокойно подходит к ней, и Лера захлопывает свой рот. Только ноздри раздуваются с каждым натужным выдохом.
Лера протягивает руку и усмехается при виде того, как девушка дергается, когда она проводит костяшками по ее челюсти, размазывая по ее лицу чужую кровь. Она отстраняется и легонько стучит по ее щеке пальцами, качая головой.
Как раз в тот момент, когда плечи Леры слегка расслабляются, Т/и застает ее врасплох, шарахая ее головой о клетку, стоящей сбоку, едва не пробивая ей висок.

Она вырубается прежде, чем успевает закричать, ее тело сразу же переворачивается и падает на землю.

Т/и поднимает ногу для пинка, но вместо этого нагибается и шепчет что-то ей в ухо.
Лера не слышит, что Т/и ей говорит, потому что она без сознания, но никто не обращает на это внимания.

Т/и поднимается и смотрит на Мишу.
– Оставьте ее здесь. Никто не должен помогать ей встать, выйти отсюда, добраться до дома... впрочем, у нее его больше и нет. Скажите ей, что, если она только попробует переступить порог Швейс-хауса, ей не жить.

Она уходит прочь, и мы следуем за ней. Никто не произносит ни слова, пока мы едем домой, но стоит нам только свернуть на нашу землю, как Т/и говорит:

– Приведите Викторию.
Дима притормаживает, встречаясь со мной взглядом в зеркале заднего вида.
– Завтра... – начинаю я, но она перебивает меня:
– Я сказала... приведите Викторию. – Она поднимает на меня свои воспаленные глаза.
Я стискиваю зубы, едва сдерживаясь, чтобы не выйти из себя, но я знаю Т/и.Она будет готова говорить, только если я заставлю ее думать, что это ее решение.

Это не так, но я ей подыграю. На этот раз.
Я выхожу из машины и поднимаюсь на крыльцо.
Из дома выходит Оксана – как раз в тот момент, когда я подхожу к двери.
– Мальчик? – встревоженно спрашивает она.
Я кладу ладонь на ее руку и проскальзываю мимо нее в дом.

Все девушки сидят в гостиной и таращатся на меня, когда я вхожу.

Все, кроме Виктории. Она сидит в углу, с нахмуренным лицом уставившись в телевизор, повторно оглядывая меня, когда я встаю прямо перед ней.

Она медленно садится, покосившись на остальных.
– Что?
– Вставай, пошли.

– Я... что?
Я впериваю в нее взгляд, и через мгновение она встает и идет за мной к двери. Мы выходим, не произнося больше ни слова.

Виктория садится на заднее сиденье, окидывая нас всех взглядом и останавливая его на перепачканной кровью Т/и.
Виктория ничего не спрашивает, и мы ничего не объясняем. Мы все вместе выходим из машины, когда Дима паркует внедорожник перед нашим домом.

Т/и поднимается по ступенькам, и Виктория косится на меня с выражением «И что теперь?».
– Иди за ней.
Она хмурится, но подчиняется, и они обе исчезают в доме.
– Что, черт побери, вообще случилось? – спрашивает Влад.
– Она не должна быть там, – говорит Дима, глядя на дверь.
– Я понятия не имею, что происходит. Нам нужно поговорить с отцом, я сыт по горло всеми этими чертовыми сюрпризами.

– Мать вашу, Т/и Шепс? – Влад присвистывает. – Это просто безумная херня какая-то, но, блин, не может быть, чтобы во всем этом не было какого-то смысла.
– Ни в чем нет смысла.

Мы с Владом задираем головы, глядя на звезды, а Дима открывает заднюю дверь и что-то ищет внутри.
– Дим?
– Иду, – он на секунду умолкает, сует что-то себе в карман, потом подбрасывает в воздух ее свитер, и мы идем в дом.

– Я не думаю, что он там, – говорит Влад.
– Его там и нет, – Дима хмурится, глядя в свой телефон. – Он написал мне. Он сегодня в «Империи», вернется утром.
– Отлично, и что теперь, блин? – спрашивает Влад.

Дима подходит к бару, достает три стопки и бутылку.
– У нас был длинный, мать его, день, чувак.

Я киваю, подхватывая свободный стул.
Дима наливает нам шоты, и мы заливаем их в себя один за другим.

Т/и

– Т/и, – зовет Виктория, я моргаю и оглядываюсь вокруг. – Ты стоишь так уже пять минут.

Я прочищаю горло и роюсь в своих вещах. Достаю немного травы и бумагу и пихаю их Виктории в грудь, потом поворачиваюсь, чтобы вытащить из шкафа пару предметов одежды, и бросаюсь в комнату напротив. Она не идет за мной, и я оглядываюсь.
Она хмурится и следует за мной, я захлопываю и запираю дверь за ней.

Я включаю воду, делаю ее такой горячей, какую только можно терпеть, и раздеваюсь догола.
Я залезаю в душ, шипя от температуры воды, но заставляю себя встать под струи.
Я мылю руки и тру все свое тело, но грязь не смывается. Она становится все толще и толще, и, прежде чем я успеваю что-то осознать, мое дыхание сбивается, потому что мои руки хаотично движутся по всему моему телу.

«Ты девственница?» – слова Донли раздаются эхом в моей голове, становясь все громче и громче, пока звук не обволакивает все мои органы и не сжимает их.
Зачем ему это знать? Чего он от меня хочет? Если я Шепс, как он вообще посмел дотронуться до меня?

Я хватаю ртом воздух, пытаясь сделать вдох, но легкие отказываются втягивать его. Мой взгляд затуманивается, вода бьет мне прямо в глаза.
А может, это слезы?

Я ударяю ладонью по стене и рычу, но звук получается резким и пронзительным. У меня подкашиваются ноги, и я падаю на кафель.
Согнув ноги в коленях, я прижимаюсь лбом к полу.

Мое тело трясется от пробирающей меня дрожи, и я снова хватаю ртом воздух.
Две руки обнимают меня, что-то накрывает мою спину, руки смыкаются вокруг колен.
Виктория ложится у меня за спиной, полностью одетая, и шепчет мне в ухо то, что, по моим представлениям, мама шептала бы своему ребенку. Постепенно мои легкие раскрываются, и я закрываю глаза.

Хотя по иронии закрыть глаза – значит подвергнуть себя риску.
Демоны обожают играть в темноте.
* * *
Виктория сворачивает косяк, пока я расчесываю волосы, глядя в окно.
Т/и Шепс.
Какого хрена.

Донли, этот ублюдок, тщательно подбирал слова и специально «проговорился» про их беседу с Алексеем. Алексей, который только сегодня просил своих сыновей никому ничего не говорить, сказал им, что не сможет быть на игре, так как не хочет, чтобы Грейвен узнал о том, что его выпустили.

______
Ребят,обязательно пишите,нравится вам фф,довольны вы им или нет,это очень важно для меня,ваши комментарии очень мотивируют и хочется писать все больше и больше)